– Говорите громко, я тоже желаю слушать, что вы говорите.

Его неправильная русская речь и истерический крик действовали на мои истерзанные нервы. Он подвинул свое кресло и сел поближе к нам. Начальник тюрьмы в это время отошел подальше.

15 минут прошли как одно мгновение. Нам приказали прощаться. Как во сне, я вышла на улицу и опять поехала в Чека. Б. обещал сделать все, чтобы доктору Манухину были разрешены визиты.

И, действительно, на следующий день Манухин был допущен к моему мужу.

Но мысль об освобождении мужа не давала мне покоя ни днем, ни ночью. А дело в этом направлении не подвигалось. Урицкий меня не принимал, Б. не о чем было просить. К кому обратиться? Что делать? Жены Б. все еще не было в Петрограде, и я не находила себе места. Не зная, что предпринять, я поехала к нашему милому доктору Манухину посоветоваться, и он предложил мне начать хлопоты у М. Горького, так как последний знаком со всеми видными большевиками.

При содействии Манухина мне удалось получить письмо от Горького к Ленину, которое кто-нибудь из нас должен был доставить в Москву. Наша горничная немедленно отправилась туда.

В это время жена Б. вернулась в Петроград и позвонила мне, прося приехать к ней на службу на Аптекарскую набережную, в бывшее здание министерства торговли и промышленности. Придя туда, я увидела маленькую женщину, в чем-то красном, жгучую брюнетку армянского типа – это была жена Б. Мы стали ходить по коридору, и я рассказала ей свое положение и просила ее помочь. Сначала она показалась мне женщиной с большим самомнением и апломбом, но потом я заметила, что она не чужда добрых чувств, и наше свидание закончилось ее обещанием помочь мне в моих хлопотах по освобождению моего мужа.

С разрешения Урицкого свидания в тюрьме происходили теперь совместно со всеми Романовыми. В кабинете у начальника тюрьмы, кроме меня и мужа, находились также княгиня Палей и великий князь Павел Александрович. К остальным великим князьям не приходил никто.

Каждый день я с большим волнением и нетерпением ждала возвращения моей горничной из Москвы. Ко мне заходило много знакомых и каждый предлагал свои услуги. Заехал однажды и доктор Манухин и предложил с ним вместе отправиться к Горькому. Я немедленно согласилась.

Большая, чудная квартира в богатом доме. В квартире с утра до ночи толпится народ. Меня просили подождать и, видимо, забыли обо мне. Наконец, вышла жена Горького, артистка М.Ф. Андреева, красивая, видная женщина, лет сорока пяти. Я стала ее умолять помочь освободить мужа. Она сказала, что не имеет ничего общего с большевиками, но что ей теперь как раз предлагают занять пост комиссара театров, и если она согласится, то думает, что по ее просьбе будут освобождать заключенных. Во время этого разговора вошел Горький. Я обратила внимание на его добрые глаза, Он поздоровался со мной молча. Ушла я от них окрыленная надеждой. Меня приглашали заходить и обещали уведомить о дальнейшем.

Время идет. Я ослабеваю с каждым днем, не ем, не сплю и, просыпаясь, каждое утро с ужасом думаю: жив ли мой муж? Утешительных известий никаких. Наконец, приезжает из Москвы горничная, но без результатов, так как сын Горького, который должен был взять у нее письмо с тем, чтобы вручить его Ленину, сказал, что ответ последует официальный. Бегаю к жене Б. – она все обещает мне помочь. Бегаю в Чека – провожу там по шести часов в день – без всякого результата. Звоню и захожу к Горькому – ответа от Ленина нет. М.Ф. Андреева говорит, что Урицкий обещает освободить моего мужа…

Идут дни за днями. Наконец, узнаю через Манухина, что Горький сказал ему, что Ленин дал свое согласие на освобождение мужа и официальную бумагу об этом везет из Москвы сам Луначарский.

Моей радости не было предела. Я кинулась к жене Б., и она мне тоже подтвердила эту новость, добавив, что Урицкий дал свое согласие на освобождение моего мужа, но нужно подождать несколько дней.

Боже, что это была за радость! Наш доктор улучил минуту и сообщил об этом в тюрьму моему мужу и подбодрил его. Прошло четыре дня, пять дней, а Луначарского с бумагой все не было. Стали говорить о том, что он приехал, но никакой бумаги не привез.

Я бросилась к Горькому. Там мне ничего не могли сказать. Я бросилась к жене Б. Она просила не волноваться и еще несколько дней подождать. Через день она позвонила мне: она была очень взволнована и сообщила мне, что комиссар Урицкий убит и что заместителем его назначен ее муж. Кроме того, она сообщала мне, что комиссар тюрьмы ранен при перестрелке у Английского посольства. Я была потрясена этими известиями, не зная, что предпринять. Вслед за этим начальник тюрьмы сообщил мне по телефону, что ввиду ранения комиссара сегодня отменяются свидания.

Несмотря на это, я решила сделать все возможное, чтобы добиться свидания. После телефонного разговора с Б. я получила разрешение увидеться с моим мужем. Я поехала в тюрьму. Княгиня Палей была уже там. Ликование наше было полным: вместо 15 минут начальник тюрьмы разрешил нам целый час! Мы, грешные, радовались отсутствию грубого комиссара. Мужу я все подробно рассказала и подбодрила надеждой скорого освобождения, так как с назначением Б. на место Урицкого мои хлопоты должны увенчаться успехом.

В газете появился портрет Урицкого и некролог. В одном из некрологов было сказано, что Урицкий страдал туберкулезом и царское правительство, ввиду его болезни, заменило ему ссылку и тюрьму высылкой за границу. Я обвела это сообщение красным карандашом и вырезала.

Жена Б. позвала меня к себе. Я была поражена бедностью, в которой они жили. Три маленькие темные комнаты на грязном, вонючем дворе с помойными ямами. Жена Б. была чрезвычайно мила, просила меня не горевать и верить в скорое освобождение мужа.

Все слухи о разрешении Ленина замерли, и никто уже не говорил о них. Все были заняты убийством Урицкого и его похоронами. Город украсился черными флагами, даже в тюрьме висел большой черный флаг.

По совету жены Б. я написала прошение в Президиум, приложила четыре докторских свидетельства и все отнесла на Гороховую. Жена Б. во всем принимала горячее участие, и я каждый день или бывала у нее, или звонила ей.

Никогда не забуду одного дня.

В связи с убийством Урицкого в городе шли аресты и обыски. Жена Б. казалась мне очень взволнованной. Когда я уехала от нее, у меня было предчувствие чего-то страшного. Успокоить я себя ничем не могла. Утром машинально взяла газету и вскрикнула: ужас овладел мною. На первой странице крупным шрифтом было напечатано, что ввиду убийства Урицкого и других комиссаров, большевики объявляют всех заключенных заложниками и если будет убит хоть один комиссар, то за одного большевика будут расстреляны несколько заложников. Ниже был приведен список содержащихся в тюрьме, причем в первой группе были все великие князья и мой муж. Затем следовали списки заложников: генералов, офицеров и политических деятелей различных партий. Все эти списки были подписаны комиссаром Чека – Б. Когда я это увидела, я поняла весь ужас моего положения.

Я бросилась к Горькому искать у него защиты. Придя к нему и рассказав в чем дело – Горький еще не успел прочитать газету, – я от слабости и волнения упала в обморок, а затем у меня началась истерика. Горький и его жена были буквально ошеломлены известием. Видя, что они мне помочь не могут, я от них позвонила Б. и просила его меня принять. От Горького я поехала на Гороховую.